В общем, на меня нашло... Чувство духовного подъёма, которого я не испытывал уже давно! Я говорить хочу!! Не с кем! И вот так всегда...

Высочайший экстаз, подобный религиозному, в чистом виде проявление фанатизма должно, наверное, быть вызвано совпадением определённых

факторов, произвольно-случайных, с определённой степенью нервного истощения. Что я сегодня сделал? Я сегодня послушал музыку на своём

компе... Разумеется, запахло ностальгией коммерческой попсы. Но остановка заклинивания произошла на Дассене. Началось всё довольно просто.

В книге Цвейга о Гёльдерлине я наткнулся на фразу: "В беседе язык Гёльдерлина неповоротлив, его проза, в письмах и статьях, постоянно

спотыкается о философские формулы, она неуклюжа в сравнении с божественной лёгкостью естественной для него ритмической речи: как альбатрос в стихотворении Бодлера, он с трудом тащится по земле и блаженно парит и покоится в облаках". Во-первых, понравилось сравнение, а во-вторых, меня заклинило на слове "альбатрос". Вспомнился горьковское "над седой равниной моря гордо реет буревестник чёрной молнии подобный". Спрашивается, причём тут альбатрос? "Буревестники - отряд океанических птиц, 4 семейства: альбатросы, собственно буревестники, качурки и ныряющие буревестники. Хорошо летают, с сушей связаны в период размножения". (Советский энциклопедический словарь). О чём говорит последняя фраза? О том, что инстинкт размножения обрывает полёт и провоцирует идиотское поведение. Заставляет ползать тех, кто рождён летать. Но это не в тему. А в тему то, что параллельно вспомнилась одна песенка Джо Дассена (написанная, вроде, как обычно, не им самим, да к тому же перепевка) про альбатроса. Про узника неба в звёздной клетке... Странные совпадения, собственно, окружают повсюду. Я слушал Дассена в тот период, когда французский знал примерно настолько, чтобы на 60 процентов понять песню "Salut, c'est encore moi". Теперь

я только иногда натыкаюсь на его записи и каждый раз удивляюсь собственной улыбке. Может быть, дело, опять же, именно в ностальгическом чувстве, поскольку каждое событие зависит от стечения обстоятельств. Но его песни кажутся мне уходом от метафорической путаницы, беспредельного и бесполезного самокопания, глубиной простоты. Именно поэтому, благодаря общедоступности и понятности текстов и мелодий, такие творения не могут быть грубо опопсованы в духе современности и остаются искусством прошлого века, которое может быть забыто как эпизод, а может быть канонизировано. "Le mechant gout du siecle en cela me fait peur; nos peres, tout grossiers, l'avaient beacoup meilleur" (Мольер).

Мода на загадочность упускает из виду простые человеческие чувства и желания, ищёт то, чего нет, создаёт надуманные образы, порождает

искусственные мысли и суррогатные увлечения и порывы души. Устройство жизни гениально просто - люди обладают печальной склонностью всё усложнять. Простые истины остаются неизменными, как от них ни беги, с их нежностью, ожиданием, печалью, любовью к родине, страхами, с их естественной романтикой. "Идеал есть то, что некогда было природой" (с). Обратная сторона прогресса символизирует замкнутость круга в каждом явлении и делает само его понятие обощённым, пригодным для каждого явления. В конце всё возвращается к началу, вся борьба, пути света и тьмы, острота существования на их грани служат лишь для поддержания равновесия, а мелкие победы не решают исхода решающей битвы, поскольку исхода она иметь не может. И даже воображению не охватить масштабов равновесия жизненного устройства.

Путаница мыслей, чужих и своих, порождённых чужими, даёт эффект винта без его применения, и прекрасно то, что рецепт неизвестен.

Межличностное общение сводится к несложному набору личных местоимений. Я не стал бы называть их красивейшими и многозначнейшими из всех частей речи русского языка, стоит просто насладиться количеством оттенков значений. Люди обожают собственный эгоизм (или альтруизм), обожают его перенесение, обожают свою социальность, которая почти полностью составляет их личности. Пристрастие к политике сродни увлечению философией или психологией - не как поиск объяснения явлений, не как поиск средства для достижения власти над чужим сознанием, но как жёстко социальное явление.

Увы, каждый подъём влечёт за собой спад и опустошённость, недосягаемы падению только крайне ровные, статичные поверхности.