адепт тлена и безысходности
Nichts bewegt sich - ich kann nicht mehr
Ich bin so mude (Лакримоза)
Беспомощно оглядываясь на отражения глаз в серебре несколько мгновений назад, не могу разглядеть разрывавшие сознание эмоции, не умею даже дать им определения...
Удивлённо осознаю привычное медлительное отупение, оцепенение, безразличие...
Я проигрываю чувства, растрачиваю их безжалостно раньше времени, пропускаю разлетаться сквозь слова. Я с трудом осознаю ограниченность сроков, провожаю взглядом то, что мне казалось сном и будет продолжаться ещё долгие дни, если разрисовать их проекцией в другой бесцветный период.
Картина, расписанная зелёным цветом на страницах истерзанного блокнота, превратилась в изогнутость линий на удивление синих чернил.
Так мало помню из реальности. Так глубоко погружаюсь в миры за её пределами. И там остаюсь бесконечно инертным, сливаясь с чёрно-белой обесцветившейся картиной.
Осталась война, остались будни, осталось бороться за то, чтобы как можно дольше не оставаться созданием с кровью температуры окружающей среды.
Память ничего не подсказывает, слова переплетаются стуком клавиш, они теряют, теряют бесконечно интонации, они должны быть обезличены, чтобы стать понятными.
Ich bin so mude (Лакримоза)
Беспомощно оглядываясь на отражения глаз в серебре несколько мгновений назад, не могу разглядеть разрывавшие сознание эмоции, не умею даже дать им определения...
Удивлённо осознаю привычное медлительное отупение, оцепенение, безразличие...
Я проигрываю чувства, растрачиваю их безжалостно раньше времени, пропускаю разлетаться сквозь слова. Я с трудом осознаю ограниченность сроков, провожаю взглядом то, что мне казалось сном и будет продолжаться ещё долгие дни, если разрисовать их проекцией в другой бесцветный период.
Картина, расписанная зелёным цветом на страницах истерзанного блокнота, превратилась в изогнутость линий на удивление синих чернил.
Так мало помню из реальности. Так глубоко погружаюсь в миры за её пределами. И там остаюсь бесконечно инертным, сливаясь с чёрно-белой обесцветившейся картиной.
Осталась война, остались будни, осталось бороться за то, чтобы как можно дольше не оставаться созданием с кровью температуры окружающей среды.
Память ничего не подсказывает, слова переплетаются стуком клавиш, они теряют, теряют бесконечно интонации, они должны быть обезличены, чтобы стать понятными.